| |
return_links(1);?> |
return_links(1);?> |
return_links(); ?> |
|
| |
|
|
| |
«Балтика не должна быть «внутренним водоемом Евросоюза»
|
|
| |
Председатель Комитета Госдумы по экологии Владимир ГРАЧЕВ отвечает на вопросы «Мировой энергетики»
|
|
| |
Беседовала Елена СУББОТИНА
|
|
| |
— Вы, Владимир Александрович, второй созыв Госдумы подряд возглавляете Комитет
по экологии, лично участвовали в разработке закона «Об охране окружающей среды».
Каковы тенденции развития природоохранного законодательства в России?
— Происходит систематизация и, я бы даже сказал, кодификация этого
законодательства. Сейчас принимаются три очень важных документа в новой
редакции — Водный и Лесной кодексы, закон «О недрах». Параллельно развивается
и совершенствуется действующее законодательство об охране окружающей среды.
Внесены некоторые изменения и дополнения в существующий закон от 2002 г. К
сожалению, не все поправки к нему можно назвать разумными. Год назад 122-й
закон в значительной степени трансформировал 15 природоохранных законов, но не
так, как хотелось бы. Во всем мире значительная роль в природоохранной
деятельности справедливо отводится муниципальным образованиям. 122-й закон,
изъяв полномочия у субъектов Федерации, передал все муниципалам.
Подразумевалось, что у федеральных органов есть свои подразделения в каждом
регионе, и они будут следить за охраной среды, экологической безопасностью и
т.п. В результате вер тикаль нарушилась, поскольку из нее выпало среднее звено
— полномочия субъектов Федерации. Считаю, что полномочия должны быть и у
федерации, и у субъекта, и у муниципальных образований.
Когда поразмыслили, обобщили протесты с мест, при поддержке нашего комитета
внесли 7 вариантов изменений и дополнений в закон «Об охране окружающей среды»,
чтобы вернуть полномочия субъектам. Что и было сделано с помощью подписанного
президентом 31 декабря 2005 г. 199-го ФЗ «О внесении изменений и дополнений в
закон 122». Однако при этом полномочий лишились муниципальные образования. К
сожалению, у нас так бывает. Чтобы отрегулировать этот вопрос, предстоит новый
этап внесения изменений и дополнений, чем и будем заниматься.
Вертикаль нарушилась, поскольку из нее выпало среднее звено — полномочия
субъектов Федерации. Считаю, что полномочия должны быть и у федерации, и у
субъекта, и у муниципальных образований.
— Как известно, сейчас идет разработка Экологического кодекса. Но нужен ли он?
Может быть, достаточно тех законов, которые уже есть, надо лишь следить за их
выполнением?
— Правомерная постановка вопроса. Но, к сожалению, существующая
законодательная база предполагает возможность юридических коллизий. Если закон
об охране атмосферного воздуха одно говорит, Водный кодекс — другое, а закон об
охране окружающей среды — третье, то налицо противоречие, которое рождает
множество проблем. Простой пример: по закону об охране среды нельзя
располагать
АЭС возле крупных водных источников. Как же в таком случае быть с
плавучими атомными электростанциями, ведь они располагаются прямо в море?
Обращаемся к Водному кодексу. Там запрета нет. Какой закон имеет большую
юридическую силу? Конечно, Водный кодекс, а он недвусмысленно открывает путь ПАЭС. Атомные станции во всем мире, за исключением России, установлены возле
воды. 15 японских АЭС стоят прямо в океане.
— Вспомните картину Левитана «Над вечным покоем». Это озеро Удомля. Теперь там над водой вместо церковки стоит Калининская АЭС.
— На мой взгляд, ничего страшного в том, что на озере
расположена КАЭС, нет. Я горячий поклонник атомной энергетики. Но вернемся к
Экологическому кодексу. Я считаю, что он нужен, и очень приветствую активную
позицию Министерства природных ресурсов в этом вопросе. Над разработкой
Кодекса трудимся совместно.
— Для чего потребовалось разделение функций и
полномочий между Ростехнадзором и Росприроднадзором в области экологической
экспертизы, если законом предусмотрен лишь один экспертный орган?
— Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я сторонник закона, где ясно
сказано, что экспертизой должен заниматься один орган. Когда полномочия
дробятся, получается как с бухтой Перевозной на Дальнем Востоке. Там
планировалось размещение терминала для отгрузки нефти в страны АТР. С одной
стороны, этот вопрос должен был решить Росприродназдор, потому что терминал —
морской. С другой стороны, это крупный технический объект, явно находящийся в
компетенции Ростехнадзора. По сути, пришлось проводить две экспертизы. Росприроднадзор проводил свою, хотя по крупным техническим объектам не имел
такого права, это компетенция Ростехнадзора. При этом Росприроднадзор обошелся
без экспертной комиссии, сформулировав лишь свое собственное отрицательное
мнение, и не дал согласия на размещение терминала в Перевозной. Конечно, такая
позиция Росприроднадзора повлияла на Государственную экологическую экспертизу
(ГЭЭ), проводимую Ростехнадзором. Таким образом, можно сказать, что на экспертов
оказывалось давление. Видите, к какой двусмысленности приводит раздвоение
экспертизы?
— Извините, но мне кажется, что люди, включенные в состав экспертной
комиссии Ростехнадзора, очень компетентны и вряд ли стали бы оглядываться на
чиновников.
— Они не на чиновников оглядываются, а на мнение органа под
названием Росприроднадзор. Это на любого эксперта может оказывать серьезное
влияние.
Как ученый, член-корреспондент Академии наук еще с советских времен, повторю,
что экспертиза должна быть одна. Понимаете, люди, которые собираются что-то
строить, замучились, как говорит президент Путин, пыль глотать от беготни по
экспертизам.
— Готовы ли мы к предотвращению техногенных аварий на нефтегазопроводах, которые Россия собирается строить для диверсификации экспорта
сырья, и тем более старых, а также при транспортировке нефти танкерами?
— Думаю, что да. Более того, новые строящиеся терминалы, трубопроводы и другие объекты
нефтяной и газовой промышленности полностью соответствуют уровню мировых
стандартов безопасности.
Аварии, как правило, случаются там, где срок эксплуатации подходит к концу или
уже вышел. В таких случаях бывает задействовано мощное, очень высокоэффективное
Министерство чрезвычайных ситуаций. В 1999 г. коэффициент аварийности на
магистральных трубопроводах составлял 0,27. То есть на тысячу километров
трассы приходилось 27 аварий. Сейчас коэффициент снизился почти в 10 раз, до
0,04. Такой показатель достигнут за счет того, что, во-первых, все новые
трубопроводы абсолютно надежны, во-вторых, старые отремонтированы и
обслуживание их ведется качественно. Кстати, коэффициент аварийности у нас
ниже, чем в Западной Европе — там 0,06. Выходит, наши магистрали более
безопасны.
— Считаете ли оправданным и обоснованным строительство
трубопроводной системы Восточная Сибирь — Тихий океан в том виде, как
предлагает «Транснефть», ведь это может нанести непоправимый вред озеру
Байкал?
— Сейчас существуют два варианта прохождения трассы — утвержденный в
обосновании инвестиций (трубопровод идет по горам в довольно значительном
удалении от озера — 100—150 км) и тот, который предложен сейчас на рассмотрение
ГЭЭ (идет недалеко от озера, в некоторых местах приближаясь к водоохранной
зоне на 800 м). Трубопровод предполагается построить за железной дорогой. Если
отказаться от трубы вблизи Байкала и на этом участке перевозить нефть по
железной дороге, существует еще большая опасность для Байкала, ведь рельсы в
этом месте подходят к озеру ближе, чем труба.
Вариант провести трассу по горным хребтам слишком рискованный, при разрыве
добраться к мест у аварии будет крайне сложно. Поэтому, уже спроектировав, от
него все же отказались. Я обстоятельно изучил оба варианта маршрута, и путь
вдоль озера считаю более безопасным.
Есть ученые, полагающие, что надо вообще отказаться от этого трубопровода.
Однако, по моему глубокому убеждению, самый мощный и самый глобальный
экономический проект нашей страны необходимо осуществлять.
— Есть ли, по вашему мнению, необходимость в обязательном страховании экологических рисков и
компенсации ущербов при транспортировке нефти — аналоге американского Oil
Pollution Act, принятого после катастрофы танкера «Эксон-Валдис» на Аляске в 1989 году?
— Обязательное страхование необходимо, это единственный путь к
полной материальной ответственности. Поскольку транспортировка нефтепродуктов
по суше и по морю связана с возможными авариями и материальной
ответственностью, аналогичный документ должен быть и у нас. Более того,
считаю, что Oil Pollution Act должен служить основой для принятия у нас
законодательного акта по защите от нефтяного загрязнения.
Аварии, как правило, случаются там, где срок эксплуатации подходит к
концу или уже вышел.
— Большинство стран, имеющих выход к Балтийскому морю, поддержали предложение
Швеции создать на Балтике особо чувствительную зону. Мера была предложена в
качестве инструмента для выработки новых, более строгих правил, общих для всех участников морских перевозок нефти и мазута. Чем можно объяснить отказ
России от сотрудничества при создании этой зоны? Насколько такой шаг отвечает
интересам нашего государства?
— Я принимал участие в переговорах, в том числе на
Парламентской конференции Балтийского моря (ПКБМ), и считаю, что Россия
поступает правильно, не присоединяясь к объявлению всей Балтики особо
чувствительным морским районом. Что будет означать для России признание всего
Балтийского моря особо охраняемой зоной? У нас в каждом порту появятся
иностранные контролеры, а на каждом судне — иностранные лоцманы, и наша
деятельность в этом море окажется в значительной степени ограничена. Мы на
Балтике добываем нефть. Скоро начнется прокладка Северо-Европейского
газопровода, его противники могут использовать экологический фактор в
экономической борьбе с нашей страной. Мы не собираемся игнорировать их
суждения, но и накидывать на себя удавку в виде особо чувствительной морской
зоны не намерены.
Кроме того, в морском праве еще не сформулировано понятие особо чувствительной
зоны. Нужно четко обозначить правила, выяснить, какие ограничения хозяйственной
деятельности повлечет признание Балтики особо охраняемой зоной и не станет ли
это способствовать ущемлению интересов нашей страны. При отсутствии ясности мы
не можем поддержать предложения других государств. Балтика — это прежде всего
море, связанное с Россией, и объявить его «внутренним водоемом Евросоюза»
никогда не позволим.
— Станут ли показатели экологической ответственности одними из определяющих в конкурентной борьбе на мировом рынке в нынешнем столетии?
— Станут непременно. Более того, необходимо включить их в понятия
национального дохода, внутреннего валового продукта. Этому в немалой степени
способствует и Киотский протокол. Человечеству нужно серьезно заботиться об
охране природы. Причем повышения ответственности не добиться только
увеличением штрафов — такая мера не всегда эффективна. Экологически
неправильное поведение компании должно отражаться на ее капитализации. Если
«АЛРОСА» загрязняет все реки в Якутии, то мировое сообщество должно
способствовать снижению капитализации компании.
Я не алармист и ни в коем случае не думаю, что уже наступил экологический
кризис. Когда 600 лет назад в Лондоне начал активно развиваться гужевой
транспорт, экологи говорили, что через 300 лет британская столица покроется
шестиметровым слоем навоза. Покрылась? И сейчас ничего страшного не произойдет.
Гений человеческого разума изобретет новые технологии, которые позволят решить
экологические проблемы, энергетические, демографические… любые!
— В районах нефтепромыслов первые кубометры добытой из скважины нефти выжигают, что,
безусловно, не способствует оздоровлению природы. И это не единственное
нарушение. Как государство может повлиять на экологическое состояние
промыслов?
— Ясно, что все надо регламентировать законом. Выжигаешь нефть, газ,
производишь лишние кубометры парниковых газов — плати. Другие будут за эти
деньги снижать выбросы.
Состояние промысловых нефтепроводов нередко является
ужасающим. Стоит только вспомнить последствия аварии 1994 года на внутрипромысловых сетях в Усинске (Республика Коми)…
Нужно четко обозначить правила, выяснить, какие ограничения хозяйственной
деятельности повлечет признание Балтики особо охраняемой зоной и не станет ли
это способствовать ущемлению интересов нашей страны.
— Как государство может повлиять на компании, которые эксплуатируют нефтепроводы
ненадлежащим образом?
— Метан из угольных шахт можно предварительно откачивать, отчего будет двойная
польза — газ пойдет в дело, а угольные забои станут гораздо безопаснее. К
сожалению, компании об этом не заботятся. Как государство может повлиять на
них? — Сделать заботу о безопасности и рациональном использовании ресурсов
выгодной для компаний. Ну что, угольщикам откачивать метан и куда-то его
направлять? Это же дополнительные затраты. Обязать? Бесполезно. Они докажут,
что у них нет метана, а он потом взорвется.
— Как вы оцениваете готовность России к участию в механизмах Киотского протокола? Когда будет создана
система инвентаризации выбросов парниковых газов, появится национальный регистр?
— Я считаю, что Россия в принципе готова к этому, однако действия
правительства по созданию необходимой для этого нормативной базы явно
недостаточны. Мы готовы принять законодательный акт, но правительство не вносит
никаких предложений. Наша инициатива пока не приветствуется. Сейчас у нас этап
становления законодательной базы, и мы будем стимулировать правительство к
разработке нормативных документов, налагающих ответственность на компании,
выбрасывающие парниковые газы. Необходимо контролировать количество выбросов.
Пусть компании привыкают, что придется нести за это ответственность. Пусть
приступают к внедрению энергоэффективных технологий. Кстати, крупные компании
тоже обеспокоены отсутствием законодательной базы, например, «Северсталь». Но
государство не готово пока говорить на эту тему.
— Осенью 2005 года межведомственная комиссия одобрила проект положения о порядке реализации в
России проектов совместного осуществления (ПСО). Когда он будет официально
принят? Требуется ли для этого специальное законодательство или достаточно внести
изменения в Закон о ратификации Киотского протокола?
— Вопрос, когда положение о порядке реализации ПСО будет принято, не ко мне, я сам готов задать его
правительству, а вот специальное законодательство, конечно, нужно. Почему?
Потому что право собственности не может быть установлено ничем иным, кроме
закона. А без этого права как можно торговать квотами, передавать их, отчуждать? И вообще кому принадлежит этот парниковый газ? Государству? Или тем, кто его
выбрасывает? С этим надо разобраться. А как учитывать, как вести государственный регистр? На эти вопросы может ответить закон. Мы разработали проект,
но будет он принят или нет, пока неясно.
— Сегодня уже очевидно, что Россия легко выполнит свои обязательства по ограничению выбросов в соответствии с
Киотским протоколом. Однако российская экономика остается одной из самых
энергоемких в мире. Нужны ли, по вашему мнению, специальные меры, направленные
на энергосбережение и повышение энергоэффективности?
— Конечно. Больше того, я не согласен с вашим утверждением, что обязательства при любых условиях
выполнимы. А если будем развиваться еще более высокими темпами? Если удвоим
ВВП? Многие отрасли промышленности уже превысили уровень 1990 г. по объемам
производства. Однако энергоемкость надо снижать, как и удельный выброс
парниковых газов. А у нас даже показателя такого нет — его должно устанавливать
государство.
— Считаете ли вы атомную энергетику приемлемой альтернативой углеводородной?
— Думаю, что это самая что ни на есть приемлемая альтернатива.
Поддерживаю мнение нового главы Росатома Сергея Кириенко о том, что нужно
предусмотреть более ускоренное развитие атомной энергетики, чем заложенное в
Энергетической стратегии. Добавлю, что Парламентская ассамблея Совета Европы,
членом которой я являюсь уже 6 лет, ранее весьма отрицательно относившаяся к
развитию атомной энергетики под влиянием «зеленых», теперь в корне изменила
свое мнение относительно перспектив «мирного атома». В 2005 г. ПАСЕ, несмотря
на сопротивление, проголосовала за приоритетное развитие атомной энергетики.
Инициатором выступила Великобритания, ее поддержали Франция и Россия.
— Займет ли со временем Россия ведущую роль в развитии возобновляемых источников энергии?
— Не сомневаюсь, что России будет принадлежать ведущая роль в развитии
ВИЭ. Сейчас под возобновляемыми источниками, как правило, понимают солнце,
ветер, иногда гидроэнергетику. Но развитие гидроэнергетики связано с огромным
вмешательством в природу, а использование ветровой и солнечной энергии, как
показывает опыт, не может быть достаточным. К возобновляемым источникам до
последнего времени не относили атомную энергию, потому что уран добывается и
используется. Но в России появились реакторы на быстрых нейтронах. По сути, это
и есть ВИЭ, так как топливо в них выжигается до такой степени, что воспроизводит другое топливо. В БН-реакторах
используется замкнутый топливный цикл при минимальном количестве отходов.
Сейчас реактор БН600 работает на Белоярской АЭС. Строим БН-800, на
строительство которого в прошлом году Госдума добилась дополнительно 1 млрд
рублей.
Думаю, у нашей страны с ее богатейшими ресурсными возможностями и огромным
потенциалом научной мысли есть все шансы занять ведущее место на мировом
энергетическом рынке.
Владимир ГРАЧЕВ.
Родился в 1942 г. в деревне Тайманиха Ивановской области. В 1966 г. с
отличием окончил Пензенский политехнический институт.. Специалист по
литейному производству. Работал в промышленности. Автор множества статей,
монографий, четырех вузовских учебников, а также 236 изобретений, защищенных
патентами. В 1991 г. избран членом-корреспондентом РАН.
В 1996 г. получил второе высшее образование — юридическое. В 1999 г. стал
депутатом Госдумы от избирательного блока «Единство — Медведь». Комитетом
по экологии руководит с 2000 г.
|
|
| |
|
|
|
|
